Apple Computers, Microsoft , Intel – все эти могущественные компании были когда-то совсем небольшими фирмами. И все они выросли благодаря инвесторам, увидевшим в их бизнесе потенциал высокого роста и, следовательно, выгодного вложения капитала. Возможно ли такое в России? Что представляет собой сегодня отечественный рынок прямых инвестиций – «закрытый клуб» или финансовое сообщество, готовое предложить предпринимателям реальные инструменты по развитию их бизнеса?
Истории фондов прямых инвестиций в России около десяти лет. Она началась в 1993 году, с появления частного фонда «Русские партнеры» и решения Европейского банка реконструкции и развития ( ЕБРР ) о создании в нашей стране 11 региональных венчурных фондов. Постепенно на российский рынок стали обращать внимание крупные западные фонды, а из его недр начали появляться и инвесторы отечественного образца.
По оценкам Сергея Вахтерова, заместителя шеф-редактора журнала «Рынок ценных бумаг», сегодня в России насчитывается 50-70 фондов прямых инвестиций. Среди них доминируют крупные иностранные структуры, вкладывающие в российские компании суммы не меньше $7-10 млн. Российский растущий рынок привлекает их довольно высокой нормой прибыли. Так, в США финансовый инвестор, перепродавая свой пакет акций, увеличивает свои вложения в среднем на 15-25%. Те же, кто работает на российском рынке, ждут от инвестиционных проектов не менее 30-35% прибыли.
Что касается небольших инвестиционных сделок, то они, как правило, крупным иностранным фондам неинтересны. И это вполне закономерно.
Иван Родионов, управляющий директор московского представительства фонда AIG-Brunswick, так объясняет ситуацию:
– Нас интересуют зрелые с точки зрения корпоративного менеджмента предприятия. А главным критерием зрелости являются величина оборота и доход. Если идет речь о производственной компании, то мы готовы работать с теми, чей годовой оборот достиг $10-20 млн. Для торговых фирм эти цифры будут в пять-шесть раз больше. Предприятия с таким оборотом – это уже не «группа товарищей», а вполне зрелая корпоративная структура.
– Чем короче история компании, тем ниже вероятность, что вложения будут успешными, – говорит инвестиционный менеджер фонда Baring Vostok Михаил Ломтадзе.
Другая причина, по которой крупным зарубежным фондам невыгодно работать с небольшими инвестициями, это высокие затраты на организацию каждой сделки. Взять, к примеру, юристов или аудиторов, чьи гонорары могут составить десятки тысяч долларов. Для инвестора важно, чтобы эта часть работы была сделана идеально. В противном случае фонд может понести убытки. Скажем, если на заре своей юности компания была неправильно зарегистрирована.
Есть и другая причина, по которой крупные западные фонды не работают с небольшими компаниями.
Так, управляющая компания Baring Vostok поднимала три фонда, каждый из которых в силу успеха увеличивался в размерах. Капитал первого составлял $160 млн., второго – $205 млн., третьего – $250 млн. С ростом фонда у руководства компании было два варианта действий: или расширять круг проектов, или увеличивать объем каждой инвестиции, сохраняя привычное количество сделок. В итоге решили пойти по второму пути, чтобы не наращивать штат сотрудников. И если первый фонд вкладывал примерно по $5 млн. в компанию, то фонд, который работает в настоящее время, берется только за проекты, начинающиеся с $20 млн.
Стоит отметить, что тенденция укрупнения характерна не только для Baring Vostok, но и для других крупных иностранных фондов. Хотя, с другой стороны, преимущества есть и у небольших фондов: они значительно быстрее принимают решения, а значит, могут работать более эффективно.
Директор Российского технологического фонда Алексей Власов считает, что работу с небольшими проектами затрудняют туманные перспективы выхода из инвестиционной сделки. Ведь главная цель финансового инвестора – увеличение стоимости своей доли в проинвестированной компании и продажа ее стратегическому инвестору.
– Крупные финансово-промышленные группы и промышленные компании, чаще всего выступающие сегодня в роли «стратегов», мало интересуют сделки менее $10-15 млн., – утверждает Алексей Власов.
– Размер имеет значение, – говорит Иван Родионов. – Для мелких и средних компаний выход из инвестиций в течение 3-4 лет через публичное предложение акций (IPO) или продажу стратегическому инвестору существенно труднее, чем для крупных.
Часто инвеcтиционный процесс, в результате которого компании получают от крупных зарубежных фондов десятки миллионов долларов, дробится на несколько этапов. В результате первоначальные инвестиции в компанию подчас не превышают $0,5-1 млн. Но в любом случае такой проект должен иметь высокий потенциал роста.
– Вкладывая капитал по частям, мы минимализируем свои риски, – рассказывает Патриция Клоэрти, один из самых авторитетных частных инвесторов США, президент фонда «США – Россия». – Мы можем начать с $1 млн. и довести размер инвестиций до $200 млн. Я всегда придерживалась такой тактики. Например, в семидесятых годах я вложила $1 млн. в только стартовавшую тогда компанию Apple Technologies. Когда стало очевидно, что бизнес пошел, моя компания на протяжении нескольких лет вливала в него еще по $2 млн., что позволило Apple вырасти во всемирно известную корпорацию.
Подобным образом фонд «США – Россия» сегодня работает с одной российской компанией, занимающейся спутниковым телевидением. Он начал работу с ней с вложения нескольких миллионов долларов, а сейчас объем сделанных им инвестиций дошел до сотни. Есть такой пример и в практике Baring Vostok, чьи первоначальные инвестиции в компанию Burren Energy, занимающуюся разработкой нефтяных месторождений в среднеазиатских странах, в 1994 году составили $0,5 млн. Инвесторы почувствовали, что у этого проекта большое будущее, и чутье их не обмануло. В последующие годы в Burren Energy был сделан еще ряд вложений. В результате она стала международной компанией с головным офисом в Лондоне, получила выгодный подряд в Африке и разместила свои акции на английской фондовой бирже. В 2003 году средний годовой оборот Burren Energy составил $76 млн.
Так что определенный шанс заинтересовать крупный фонд остается и у компаний с небольшим оборотом. Главное – предложить многообещающий проект. Но стоит учесть: не все крупные фонды считают рациональным для себя долгосрочные проекты. Например, AIG-Brunswick не ведет проект больше 3-4 лет, так как при большем сроке доходность инвестиций существенно падает.
Если еще недавно большинство иностранных инвесторов предпочитали всем другим рынкам рынок сырьевой, то сегодня фокус их интересов сместился. Сейчас инвестиционные фонды, работающие в России, все больше интересует рынок товаров, адресованных среднему классу.
– Сейчас ситуация совсем не та, что была десять лет назад, – считает Патриция Клоэрти. – Тогда большинство заявок на инвестиции, которые поступали к нам, были от сырьевых, бывших оборонных и космических предприятий России. За последние несколько лет созрело поколение молодых русских предпринимателей, которые стараются строить свои компании в соответствии с западными стандартами. Они и привлекают инвестиции в потребительские отрасли. Так, в нашем портфеле почти все сделки именно такие.
Подобную тенденцию отмечает и Иван Родионов. Он особо подчеркивает преимущество потребительского рынка по сравнению с рынком b2b (business to business) – услуг и товаров для бизнеса.
– В настоящее время наиболее надежно инвестировать в те отрасли, где конечным потребителем становится частное лицо. Частному клиенту каждый день нужно есть, пить, ему хочется развлекаться, покупать красивые вещи. Эти желания куда более постоянны, чем потребности клиента корпоративного.
По мнению Ивана Родионова, очень привлекательны для инвестора сегодня отрасли, связанные с брэндингом и рекламой.
– Здесь у России очень высокий потенциал. Реклама в прессе и на телевидении все еще стоит в несколько раз дешевле, чем на Западе, а в головах людей до сих пор много места для информации о новых торговых марках, за которые они готовы платить деньги. Для меня лично эти области гораздо более привлекательны, чем тяжелая промышленность, где Россия не представляет понастоящему большого интереса. Разговоры о том, что производственные проекты можно проинвестировать и продать с большой выгодой «стратегу» из-за низкой стоимости рабочей силы, не выдерживают критики. Производительность труда российского рабочего в четыре раза ниже, чем западного. И в связи с этим у инвестора могут возникнуть серьезные проблемы.
Некоторые отрасли неинтересны инвесторам из-за трудностей с выходом из проекта после окончания инвестиционного периода. Например, к ним относятся строительные компании. Традиционно непривлекательны и бизнесы, связанные с эксплуатацией недвижимости, – кинотеатры, цирки, аквапарки, ритейл, логистика.
– Такие виды предприятий очень сложны для инвестора, потому что сочетают в себе два вида бизнеса, – говорит Иван Родионов. – Один из них связан с эксплуатацией недвижимости. Он недоходный (около 15% годовых), но при этом совершенно безрисковый. А другой – например, закупка и прокат фильмов для кинотеатров – наоборот, предполагает высокий риск и доходность под 50%. Объединенные друг с другом, они не устраивают инвестора, поскольку невысокая суммарная доходность не соответствует повышенным рискам.
Есть ли на рынке прямых инвестиций альтернатива крупным зарубежным фондам? Практика показывает, что да. Такими партнерами могут стать начинающие инвестиционные фонды, специализирующиеся на определенных отраслевых направлениях.
Среди них можно отметить Intel Capital Fund, который появился в России с января 2003 года. Капитал, находящийся в его распоряжении, на 100% принадлежит компании Intel, предпочитающей, что неудивительно, инвестировать средства исключительно в информационные технологии. По словам Мари Трекслер, генерального директора центрально- и западноевропейского отделения Intel Capital, нижняя черта интересов этого фонда обозначена цифрой $500 тыс. Оптимальным вложением Intel Capital считает инвестирование суммы в пределах $2-3 млн. Свою первую и пока единственную сделку в России фонд совершил в мае 2003 года, проинвестировав на $10 млн. совместно с Международной финансовой корпорацией российскую компанию ru-Net Holdings , владеющую интернет-проектами yandex.ru и ozon.ru .
Другой частный иностранный фонд, работающий с относительно небольшими компаниями, – шведский Mint Capital . Он специализируется на компаниях из так называемого сектора ТМТ (телекоммуникации, информационные технологии и СМИ). В отличие от Intel Capital, в распоряжении которого находятся исключительно средства корпорации Intel, шведы привлекли в свой фонд средства нескольких крупных компаний: Boeing , Oriflame , одного зарубежного банка и нескольких частных инвесторов. Фонд провел в России уже шесть инвестиционных сделок.
Однако работу зарубежных фондов с небольшими компаниями пока можно назвать исключением из правил. Тем более что все вложения были сделаны за последние два года, еще ни одна из проинвестированных компаний не продана «стратегу», и оценивать успешность этих сделок пока рано.
Отдельную группу инвесторов представляют венчурные фонды. Классический вариант такой деятельности – вложения в инновационные технологии. Но в России нередко венчурным финансированием называют вложения в любые отраслевые проекты с высокой степенью риска и потенциальной доходности.
Венчурный инвестор финансирует компанию, как правило, на ранней стадии развития. Она может не иметь за плечами больших успехов, но должна владеть новой технологией, позволяющей вывести на рынок новую продукцию, на которой есть шанс заработать сверхприбыль. Как правило, отдача, которую венчурный инвестор ждет от проекта, начинается от 60%.
Однако при этом венчурное инвестирование очень привлекательно для малого бизнеса. Инвесторы, вкладывающие деньги в технологичные компании, готовы работать с меньшими суммами. Их инвестиции начинаются с нескольких сотен тысяч долларов.
Оплотом мирового венчурного бизнеса считается Силиконовая долина в США. Но подобраться к ее капиталу у российских компаний пока не получается. Большинство американских инвесторов, как выразился Александр Каширин, генеральный директор российской компании «Академ-Партнер», предпочитают вкладывать деньги в компании, находящиеся не дальше тридцати минут езды на машине от офиса. Такой бизнес для них и надежнее, и понятнее. Поэтому пионерами в этой области становятся немногочисленные российские венчурные фонды, которые используют деньги как отечественных инвесторов, так и инвесторов зарубежных. Однако проекты, проинвестированные ими, можно пересчитать по пальцам.
Один из первых венчурных фондов, появившихся в нашей стране, – Российский технологический фонд, штаб-квартира которого находится в Санкт-Петербурге. Его учредители – британская компания Limited, финская SITRA и ряд частных инвесторов.
Фонд позиционирует себя как источник финансирования для малых предприятий и готов инвестировать в них от $200 тыс. до $600 тыс.
Консорциум « Альфа-групп » в мае 2003 года заявил о создании фонда «Русские технологии». Размер его капитала составляет $20 млн., которые он планирует перераспределить между десятью-пятнадцатью компаниями, занимающимися нанотехнологиями, биотехнологиями и материаловедением. Вслед за ним был создан Фонд новой экономики (NEF), основным инвестором которого стала группа « Интеррос ». Он также планирует вкладывать свои средства ($100 млн.) в высокотехнологичные компании.
В ближайшие два года открытие новых инвестиционных фондов планирует инициировать Российская ассоциация венчурного инвестирования (РАВИ). Осенью этого года она провела конкурс на право создания венчурных региональных и отраслевых фондов с участием средств Всероссийского инвестиционного фонда (ВИФ), в распоряжении которого находятся средства федерального бюджета.
Три года назад венчурное направление было открыто московской финансово-инвестиционной компанией «Лидинг». За это время она проинвестировала около $1 млн. в пять проектов. В первый из них, связанный с производством бытовых моющих средств, было вложено $400 тыс. Другие инвестиции «Лидинга» также связаны с инновационными технологиями.
В процессе формирования сейчас находится российский венчурный фонд «Инновация», управляющей компанией которого станет «Академ-Партнер». Его руководитель Александр Каширин около года работает над тем, чтобы «поднять деньги» фонда, создать пул инвесторов из зарубежных стран и различных регионов России. Сложности, с которыми он столкнулся, хорошо объясняют причины, по которым отечественное венчурное инвестирование находится далеко позади западного.
– С одной стороны, мы прекрасно видим, что у венчурного финансирования в России огромное будущее, – рассказывает Александр Каширин. – Именно компании, построенные на интеллекте, представляют наибольший интерес для инвесторов. Поэтому многие удивляются, что западные инвесторы не спешат с нами сотрудничать. А ведь на самом деле России просто нечего будет предложить крупному венчурному фонду, если он решит с ней работать. В России пока очень мало инновационных компаний, отвечающих требованиям классического венчурного капитала.
Что же не нравится инвесторам в большинстве проектов, которые предлагают им российские предприниматели?
Главная проблема состоит в том, что компании, предлагающие свои проекты, делают упор на описание достоинств своих изобретений. А венчурные капиталисты в первую очередь оценивают не научную дерзость ноу-хау, а их рыночные перспективы и уровень менеджмента, который требуется, чтобы запустить в производство новинку. Инвесторы финансируют не изобретателей, а команду, в которой должны быть и ученые, и сильные менеджеры, прекрасно ориентирующие на рынке и знающие, как предложить ему свой товар. Только сочетание этих факторов дает реальный шанс эффективно использовать деньги, вложенные в проект.
Другая проблема связана с регистрацией прав на интеллектуальную собственность. До сих пор в России нет механизма, позволяющего без риска использовать в частном предпринимательстве бизнес-технологии, созданные при участии государства. К тому же российские патенты защищают изобретения только на территории нашей страны, а получение патентов за рубежом требует больших финансовых и временных затрат. Именно эти проблемы не позволяют работать с российскими инновационными технологиями, например, фонду «США – Россия».
– Американские инвесторы, чей капитал мы привлекаем в свой фонд, требуют, чтобы получатели инвестиций отвечали четким критериям, – рассказывает Каширин. – Наложив их на российскую действительность, мы поняли, что им соответствуют немногие. А единичные проекты инвесторов не интересуют. Специфика инвестирования в инновационные технологии состоит в том, что из тысячи проектов, которые рассматривает фонд, отбирается не более десяти. А в конечном счете, лишь два-три приносят реальную прибыль, которая покрывает все расходы фонда по работе с неуспешными проектами. Пока мы можем обеспечить инвесторам поток предложений.
Кстати, те же проблемы и у крупных инвестиционных фондов, работающих с традиционными видами бизнеса.
– Мы не можем пожаловаться на отсутствие интереса со стороны предпринимателей. Но большинство из тех, кто обращается в фонд, совершенно не в состоянии объяснить нам, каким образом может принести фонду прибыль, – говорит Иван Родионов. – Мы работаем с крупным бизнесом, но даже у таких предприятий стратегическое управление пока очень слабое. Руководителей любого из них можно поставить в тупик, попросив написать стратегию развития своего предприятия на пять-десять лет вперед.
К счастью, инвестиционное сообщество уже осознало эту проблему, и чем дальше, тем больше внимания уделяет просвещению и обучению потенциальных партнеров.
Так, фонд «США – Россия», управляемый компанией Delta Capital, в 2002 году создал Центр предпринимательства «США – Россия», организующий семинары и конференции для предпринимателей. Инвестиционная компания «Лидинг» с нуля инкубирует проекты, помогает предпринимателям создать нужную, понятную структуру их бизнеса. А РАВИ сейчас создает в Приволжском федеральном округе сеть коучинг-центров, в которых будут обучать потенциальных инвесторов и предпринимателей, желающих строить свой бизнес по всем законам. Большую образовательную работу ассоциация проводит на венчурных ярмарках, которые проходят в России ежегодно. На последней ярмарке, состоявшейся в октябре в Перми, было представлено 54 проекта.
Но не стоит питать иллюзий: стремительного роста рынка прямых инвестиций в ближайшее время в России не будет.
– Современные схемы у нас не работают, – заявил на недавней венчурной ярмарке в Перми, генеральный директор фонда «Русские технологии» Михаил Гамзин. – Выход один – создавать маленькие фонды и инкубировать проекты. То есть делать венчурный бизнес в России так, как на Западе он делался 30 лет назад, когда этот рынок только зарождался.